Франсуа строил из себя жертву, заявив, что он останется один и новый год справлять не будет. Несмотря на произошедшее, я сжалилась над ним, так как я умею прощать, даже если уже не вернуть доверие, – не оставлять же человека одного на новый год, который был для меня самым главным праздником.
Я решила оставить обиды в старом году и поскольку Франсуа просил меня взять его к моим друзьям (впервые за весь период нашего брака), я согласилась. Наши отношения уже стали нейтральными и даже Франсуа признал, что мы не созданы друг для друга. Я искренне надеялась, что этот новогодний праздник поможет нам перевернуть страницу и расстаться друзьями.
К сожалению, всё прошло не так, как я предполагала. По всей видимости у Франсуа были свои планы в голове и перед друзьями он пытался вести себя так, как будто у нас всё хорошо и что мы нормальная супружеская пара. Лицемерие всегда было мне противно и к тому же мои друзья были прекрасно осведомлены о нашей ситуации и знали, почему я взяла с собой мужа. Я вела себя вежливо-нейтрально, чем не оправдала надежду мужа на нежное отношение к нему.
Несмотря ни на что, ужин прошёл хорошо. Мои друзья замечательно приняли моего мужа. Когда мы возвращались на машине домой, Франсуа всю дорогу покрывал меня матами, от которых заворачивались уши. Видимо он понимал, что уже ничего не вернуть, что он собственными руками разрушил наш брак и его это ужасно бесило. Обида и горечь из-за неблагодарности Франсуа, которого я к моему большому сожалению взяла к моим друзьям, переполняла меня.
Я проплакала всю дорогу и еще долго на своём матрасе, уткнувшись в подушку, перед тем, как забыться в тяжёлом целительном сне. Проснувшись уже ближе к вечеру первого января, я пошла проветриться на улицу. Когда я вернулась, меня ожидала театральная сцена, подготовленная Франсуа. Он приготовил кучу таблеток, которые высыпал в руку, взял бутылку шампанского, и нарочито театрально заперся в ванной, чтобы покончить с собой.
Естественно, как всякий нормальный человек, я не могла ему позволить совершить подобную глупость. Пусть наш брак не удался и трещал по швам, но всем случается ошибаться и это не повод сводить счёты с жизнью. Я попыталась открыть дверь ванной ножом и когда мне это удалось, было уже поздно. Он проглотил все таблетки и выпил шампанское прямо из бутылки.
Он театрально лёг на свою кровать и стал «дожидаться смерти», пытаясь пробудить во мне чувство вины. Я не собиралась сидеть сложа руки и вызвала пожарных (во Франции они также выполняют роль скорой помощи). Когда они приехали, я объяснила им, что сделал Франсуа и его тут же повезли в больницу на промывание желудка.
На меня посмотрели с презрением, как-будто это я насильно заставила его совершить эту нелепую попытку (!) и даже не разрешили поехать с ними в больницу, сказав, чтобы я добиралась своим ходом… Я тут же начала звонить маме Франсуа, Стефани, которая праздновала новый год с родными. Я была потеряна и несчастна, но я была уверена, что Стефани поддержит меня. Она прекрасна знала своего сына, малейшие детали нашего брака, и всегда была на моей стороне.
Когда же я услышала от нее «Ты сама виновата, сама довела его, сама и выкручивайся», я была в сильнейшем шоке. Она прекрасно знала, что я всеми силами и до последнего (до агрессии Франсуа), пыталась спасти наш брак, что я всегда была с ним и в горе (операция по удалению щитовидной железы, бедность), и в радости.
Мне было больно от её непонимания, горько от того, что я ошиблась в выборе мужа, что мой брак не удался. Но я поняла, что я осталась одна. Единственный человек, до которого мне удалось дозвониться и который пришёл мне на помощь, это был Филипп, мой друг из спортклуба. Он отвез меня в больницу к Франсуа, где мне пришлось долго ждать, пока ему промоют желудок и допустят меня к нему.
Когда же я увидела Франсуа, я испытала одновременно чувство жалости и презрения. Нормальный мужчина, видящий что теряет жену, сделал бы всё, чтобы снова завоевать её доверие и любовь, как бы это ни было трудно, даже после расставания. На мой вопрос зачем он сделал подобную глупость, Франсуа ответил, что он надеялся таким образом удержать меня. Он попросил мне дать ему ещё один шанс, что он понимал, как он был не прав, что он был готов вести нормальную жизнь, ходить к моим друзьям и даже родить ребёнка.
На что я ответила ему, что к сожалению уже поздно, что я достигла точки невозврата и что ждала от него подобного предложения ещё много месяцев назад. Я объяснила ему, что своим поступком он только опустился в моих глазах и заслужил моё презрение. Когда же он пригрозил мне повторить попытку, если я уйду от него, я ответила ему, что это его жизнь и что он волен делать с ней что пожелает, но что он не удержит меня подобным поведением.
Что самое удивительное, никто из его родных не пришёл навестить его за те три дня, что Франсуа продержали в больнице. Когда же я встретилась со Стефани, мамой мужа, она поняла, что я достигла точки невозврата и что больше у меня не было ни сил, ни желания бороться за что-либо. Она опасалась за состояние своего сына и попросила меня потерпеть ещё немного, пожить с ним ещё некоторое время, чтобы он не наделал глупостей.
Я обещала потерпеть, но объяснила ей, что я не смогу всю жизнь жить с ним только из жалости, чтобы он не покончил с собой. Что мы оба были несчастны и что я тоже больше не могла так продолжать. В любом случае, со мной или без меня, он мог сделать с собой всё что угодно и не факт, что я буду рядом, чтобы спасти его на сей раз.
Время летело быстро и когда я уже была свободна от обязательства оставаться с мужем в этой жуткой ситуации, я начала думать куда же мне уходить. Я хотела найти вариант аренды квартиры напополам с другой девушкой, как это распространено в Париже, и даже рассматривала возможность снять у кого-то комнату на время учёбы, но все квартиры находились либо далеко, либо квартплата была слишком высокой для моей низкой зарплаты в 960 евро, либо я не могла себя представить в одной квартире с людьми, которых я встречала.
Филипп, мой друг по спортклубу, которого я давно представила Франсуа во избежание недоразумений, любезно согласился помочь мне с поисками и возил меня смотреть квартиры, давал советы. К сожалению, ни одна из квартир, которые я посмотрела, мне не подошла.
Франсуа, который уже примирился с мыслью о нашей несовместимости и нашем расставании, относился к моим поискам равнодушно.
Когда я уже было отчаялась найти что-либо путное, а жизнь с Франсуа была в тягость, поскольку мы почти не общались, Филипп предложил мне приютить меня у себя. У него была большая 4-хкомнатная квартира площадью 85 кв. м. Он был разведённым холостяком, у него было две дочки, которых он брал к себе только на выходные каждые две недели.
Конечно, это было намного дальше от Парижа и от места моей работы и учёбы, а город, в котором он жил, имел репутацию одного из самых опасных в парижском регионе, но я согласилась, поскольку там у меня была бы своя комната и покой, нормальные дружеские отношения и уважение.
Незадолго до моего ухода мы с Франсуа взяли совместного адвоката для развода по взаимному согласию и, поскольку оба зарабатывали мало, то попросили у государства финансовую помощь для оплаты услуг адвоката, ждать которую надо было почти полгода. Когда мы расставались, я оставила Франсуа единственную вещь, которая мне тогда принадлежала – купленный на мои собственные деньги холодильник.
